Успеха добивается не самый талантливый и тем более не самый достойный, а самый упорный. Потому что ему больше всех надо.© Народная мудрость
Нашел на "Элементах" преинтереснейшую статью
13.09.07 | Антропология, Эволюция, Этология, Александр Марков | Комментарии (7)
читать дальшеПо мнению большинства антропологов, главным стимулом для развития умственных способностей у приматов являются сложные общественные отношения. На снимке: макаки резусы (фото с сайта pin.primate.wisc.edu)
Дети в возрасте двух с половиной лет справляются с задачами «социального» характера гораздо лучше обезьян, хотя в решении «физических» задач шимпанзе и орангутаны нисколько не уступают им. Это подтверждает «гипотезу культурного интеллекта» (the cultural intelligence hypothesis), согласно которой выдающиеся интеллектуальные способности, отличающие человека от животных, развились в связи с общественным образом жизни и с требованиями сложной и гибкой социальной организации. По-видимому, умственные способности наших предков в ходе эволюции развивались неравномерно: сначала развились социально-ориентированные навыки, а остальные «подтянулись» позже.
Прогрессивное развитие мозга и умственных способностей у приматов неразрывно связано с общественным образом жизни, с необходимостью предвидеть поступки соплеменников, манипулировать ими, учиться у них, а также оптимально сочетать в своем поведении альтруизм с эгоизмом. Такова точка зрения большинства серьезных антропологов на сегодняшний день. Идея о том, что разум у приматов развился для эффективного поиска фруктов или, скажем, выковыривания пищи из труднодоступных мест («гипотеза экологического интеллекта»), сейчас имеет мало сторонников. Она не может объяснить, зачем приматам такой большой мозг, если другие животные (скажем, белки) отлично справляются с очень похожими задачами по добыче пропитания, а мозг у них при этом остается маленьким. Напротив, «гипотеза социального интеллекта» подтверждается многими фактами: например, выявлена положительная корреляция между размером мозга у приматов и размером социальной группы (приматы, в отличие от большинства стадных животных, знают всех своих соплеменников «в лицо» и с каждым имеют определенные взаимоотношения — совсем как у людей).
Почему же именно люди стали самыми умными из всех приматов? Согласно одной из наиболее правдоподобных гипотез, дело тут в том, что люди — животные не просто социальные, а «ультрасоциальные». Только люди способны формировать принципиально разные по своей структуре коллективы, различающиеся своими традициями, нормами поведения, способами добычи пропитания, системой внутригрупповых отношений, устройством семьи и т. д. Как бы сложно ни были устроены коллективы обезьян, такой гибкости у них нет и в помине: для каждого вида обычно характерен лишь один способ социальной организации, а культурные различия между группами хотя и встречаются, но не идут ни в какое сравнение с тем, что наблюдается у Homo sapiens.
Чтобы эффективно функционировать в сложном и переменчивом социально-культурном окружении, у людей должны были с некоторых пор развиться интеллектуальные способности совершенно определенного плана. Речь идет о способностях к эффективной коммуникации, обучению, а главное — к пониманию не только поступков, но и мыслей и желаний своих соплеменников (такое понимание называют «теорией разума» — «theory of mind»). Очевидно, что способности такого рода должны проявляться уже в раннем детстве, в период активного обучения и социальной адаптации, иначе большой пользы от них не будет.
Вопрос, однако, в том, каким образом появились у людей эти способности. На этот счет предложены две альтернативные гипотезы. Либо они возникли в результате равномерного развития интеллекта в целом («гипотеза общего интеллекта» — «general intelligence hypothesis»), либо это было специфическое, узконаправленное развитие именно социально-культурных способностей, а все прочие (например, способности к абстрактному логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей в физическом мире и т. п.) развились позже, как нечто дополнительное, вторичное («гипотеза культурного интеллекта» — «cultural intelligence hypothesis»).
Речь идет, таким образом, о магистральном направлении эволюции человеческого разума. Становились ли мы «вообще умнее» (больше коры — больше объем памяти — быстрее и эффективнее обучение — выше быстродействие «процессора»; а культурная эволюция по мере необходимости наполняла это «железо» всё более сложным «софтом»), или у нас совершенствовались в первую очередь строго определенные, социально-ориентированные умственные способности, а все остальные — постольку-поскольку.
«Гипотеза общего интеллекта» на первый взгляд кажется более правдоподобной, однако можно привести и доводы в пользу «гипотезы культурного интеллекта». Так, известно, что у многих животных специфические умственные способности действительно развиваются очень локально, как бы «на заказ», так что общий интеллектуальный уровень при этом не повышается или повышается не очень сильно (например, уникальные способности к ориентированию у перелетных птиц).
Антропологи из Германии, Испании и США опубликовали в последнем номере журнала Science результаты замечательного исследования, целью которого было «столкнуть лбами» две гипотезы и получить прямые доводы в пользу той или другой. Авторы рассудили, что если верна «гипотеза культурного интеллекта», то в индивидуальном развитии человека должен быть такой возраст, когда по «физическому» интеллекту мы еще не отличаемся от высших обезьян, а по «культурно-социальному» уже значительно их опережаем. Предположение это блестяще подтвердилось, и соответствующий возраст был найден.
В экспериментах приняли участие представители трех видов приматов: 106 шимпанзе (в возрасте от 3 лет до 21 года), 32 орангутана (3–10 лет) и 105 детишек в возрасте двух с половиной лет плюс-минус два месяца. Всем им был предложен большой набор тестов, куда входили задачи двух категорий: «физические» и «социальные». Число подопытных было достаточно велико, чтобы можно было сделать необходимые поправки на пол, возраст и индивидуальный темперамент (который оценивался при помощи дополнительных тестов).
При разработке тестов ученые исходили из следующих соображений. Способность ориентироваться в физическом мире у приматов развивалась преимущественно в контексте добывания пищи. Для этого приматам нужно решать задачи, связанные: 1) с пространством (чтобы находить пищу), 2) с количествами (чтобы выбирать лучшие из множества возможных источников пищи), 3) с причинами и следствиями (чтобы извлекать пищу из труднодоступных мест, в том числе с использованием орудий). Для адаптации в социальном мире приматы тоже решают задачи трех типов: 1) «коммуникационные» (чтобы влиять на поведение соплеменников), 2) связанные с обучением, 3) связанные с «теорией разума» (чтобы предвидеть чужие поступки).
В соответствии с этим, комплекс тестов, разработанный исследователями, состоял из шести тематических блоков. Подробное описание методики и видеоклипы находятся в открытом доступе в дополнительных материалах к статье. Каждая обезьяна и каждый ребенок проходили весь комплекс тестов; это занимало от 3 до 5 часов.
Эффективность решения физических и социальных задач у детей, шимпанзе и орангутанов. Кружками обозначены результаты, резко выбивающиеся из «типичного» диапазона для данного вида. Рис. из обсуждаемой статьи в Science
Дети и шимпанзе одинаково успешно справились с «физическими» задачами; орангутаны лишь немного им уступили (см. рисунок). Орангутаны хуже справлялись с «пространственными» и «причинно-следственными» задачами, тогда как по «количественным» задачам все три вида показали одинаковые результаты. В некоторых тестах (например, связанных с использованием орудий) шимпанзе опередили детей.
В «социальной» сфере дети продемонстрировали полное превосходство над обоими видами обезьян. Шимпанзе и орангутаны показали одинаковые результаты. Любопытно, что по социальным тестам среди детей выявилось несколько «особо тупых», а среди обезьян — несколько «особо гениальных» (кружочки на панели B).
Степень вариабельности (разброс) результатов оказался у всех трех видов одинаковым; в социальной сфере он выше, чем в физической. Впрочем, этот результат авторы считают не очень надежным — здесь могли сказаться специфические особенности заданий, входивших в два тематических блока.
У всех трех видов оба пола показали одинаковую результативность в решении социальных задач. В решении физических задач у людей девочки оказались чуть-чуть способнее мальчиков, а у шимпанзе — наоборот.
Кроме того, дети в ходе тестирования вели себя в целом более робко и проявляли меньше интереса к новым объектам, чем обезьяны. У детей никакой корреляции между темпераментом и результативностью не обнаружилось, а среди обезьян более смелые лучше справлялись с физическими задачами.
Авторы заключают, что полученные результаты представляют собой весомое свидетельство в пользу «гипотезы культурного интеллекта», и с ними трудно не согласиться.
Конечно, это нельзя назвать абсолютно строгим доказательством. Можно допустить, что люди отличаются от обезьян не специфическими социально-ориентированными интеллектуальными способностями, а более общим умением разбираться в скрытых от непосредственного наблюдения причинах явлений, в том числе — в мотивации и смысле чужих поступков. Но и в этом случае весьма вероятно, что это умение развилось изначально именно для решения «социальных» задач, и уже потом было приспособлено для всего остального.
Авторы отмечают еще одно слабое место своего исследования. Все тесты проводились людьми, в том числе и тесты социального характера, в которых подопытные должны были правильно интерпретировать поведение экспериментатора. Стоит ли удивляться, что маленькие люди лучше справлялись с этим, чем представители других биологических видов? Авторы, однако, указывают, что некоторые из использованных ими «социальных» тестов ранее ставились в таких модификациях, что подопытные обезьяны должны были понимать смысл поступков своих сородичей, а не людей. И, насколько можно судить по опубликованным результатам, данный фактор не влияет на результативность — иными словами, если обезьяна не сделала правильных выводов из наблюдений за поведением человека, то не сделает их, и наблюдая за сородичем, совершающим те же действия.
На каком этапе эволюции наши предки приобрели новые, не свойственные обезьянам «социально-ориентированные» интеллектуальные способности? Авторы полагают, что это произошло уже после стадии архантропов (Homo erectus), живших 1–2 млн лет назад. У эректусов, по мнению авторов, этих способностей еще не было, потому что: 1) мозг у них рос очень быстро, скорее по «обезьяньему», чем по «человеческому» сценарию; 2) нет фактов, говорящих о существовании у архантропов значительных социально-культурных различий между группами.
Авторы намерены в дальнейшем применить свой комплекс тестов к 50 другим видам приматов. Это позволит с большой детальностью реконструировать последовательность развития различных интеллектуальных способностей у приматов в ходе их эволюции.
Источник: Esther Herrmann, Josep Call, María Victoria Hernàndez-Lloreda, Brian Hare, Michael Tomasello. Humans Have Evolved Specialized Skills of Social Cognition: The Cultural Intelligence Hypothesis, есть также полный текст // Science. 2007. V. 317. P. 360–366.
13.09.07 | Антропология, Эволюция, Этология, Александр Марков | Комментарии (7)
читать дальшеПо мнению большинства антропологов, главным стимулом для развития умственных способностей у приматов являются сложные общественные отношения. На снимке: макаки резусы (фото с сайта pin.primate.wisc.edu)
Дети в возрасте двух с половиной лет справляются с задачами «социального» характера гораздо лучше обезьян, хотя в решении «физических» задач шимпанзе и орангутаны нисколько не уступают им. Это подтверждает «гипотезу культурного интеллекта» (the cultural intelligence hypothesis), согласно которой выдающиеся интеллектуальные способности, отличающие человека от животных, развились в связи с общественным образом жизни и с требованиями сложной и гибкой социальной организации. По-видимому, умственные способности наших предков в ходе эволюции развивались неравномерно: сначала развились социально-ориентированные навыки, а остальные «подтянулись» позже.
Прогрессивное развитие мозга и умственных способностей у приматов неразрывно связано с общественным образом жизни, с необходимостью предвидеть поступки соплеменников, манипулировать ими, учиться у них, а также оптимально сочетать в своем поведении альтруизм с эгоизмом. Такова точка зрения большинства серьезных антропологов на сегодняшний день. Идея о том, что разум у приматов развился для эффективного поиска фруктов или, скажем, выковыривания пищи из труднодоступных мест («гипотеза экологического интеллекта»), сейчас имеет мало сторонников. Она не может объяснить, зачем приматам такой большой мозг, если другие животные (скажем, белки) отлично справляются с очень похожими задачами по добыче пропитания, а мозг у них при этом остается маленьким. Напротив, «гипотеза социального интеллекта» подтверждается многими фактами: например, выявлена положительная корреляция между размером мозга у приматов и размером социальной группы (приматы, в отличие от большинства стадных животных, знают всех своих соплеменников «в лицо» и с каждым имеют определенные взаимоотношения — совсем как у людей).
Почему же именно люди стали самыми умными из всех приматов? Согласно одной из наиболее правдоподобных гипотез, дело тут в том, что люди — животные не просто социальные, а «ультрасоциальные». Только люди способны формировать принципиально разные по своей структуре коллективы, различающиеся своими традициями, нормами поведения, способами добычи пропитания, системой внутригрупповых отношений, устройством семьи и т. д. Как бы сложно ни были устроены коллективы обезьян, такой гибкости у них нет и в помине: для каждого вида обычно характерен лишь один способ социальной организации, а культурные различия между группами хотя и встречаются, но не идут ни в какое сравнение с тем, что наблюдается у Homo sapiens.
Чтобы эффективно функционировать в сложном и переменчивом социально-культурном окружении, у людей должны были с некоторых пор развиться интеллектуальные способности совершенно определенного плана. Речь идет о способностях к эффективной коммуникации, обучению, а главное — к пониманию не только поступков, но и мыслей и желаний своих соплеменников (такое понимание называют «теорией разума» — «theory of mind»). Очевидно, что способности такого рода должны проявляться уже в раннем детстве, в период активного обучения и социальной адаптации, иначе большой пользы от них не будет.
Вопрос, однако, в том, каким образом появились у людей эти способности. На этот счет предложены две альтернативные гипотезы. Либо они возникли в результате равномерного развития интеллекта в целом («гипотеза общего интеллекта» — «general intelligence hypothesis»), либо это было специфическое, узконаправленное развитие именно социально-культурных способностей, а все прочие (например, способности к абстрактному логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей в физическом мире и т. п.) развились позже, как нечто дополнительное, вторичное («гипотеза культурного интеллекта» — «cultural intelligence hypothesis»).
Речь идет, таким образом, о магистральном направлении эволюции человеческого разума. Становились ли мы «вообще умнее» (больше коры — больше объем памяти — быстрее и эффективнее обучение — выше быстродействие «процессора»; а культурная эволюция по мере необходимости наполняла это «железо» всё более сложным «софтом»), или у нас совершенствовались в первую очередь строго определенные, социально-ориентированные умственные способности, а все остальные — постольку-поскольку.
«Гипотеза общего интеллекта» на первый взгляд кажется более правдоподобной, однако можно привести и доводы в пользу «гипотезы культурного интеллекта». Так, известно, что у многих животных специфические умственные способности действительно развиваются очень локально, как бы «на заказ», так что общий интеллектуальный уровень при этом не повышается или повышается не очень сильно (например, уникальные способности к ориентированию у перелетных птиц).
Антропологи из Германии, Испании и США опубликовали в последнем номере журнала Science результаты замечательного исследования, целью которого было «столкнуть лбами» две гипотезы и получить прямые доводы в пользу той или другой. Авторы рассудили, что если верна «гипотеза культурного интеллекта», то в индивидуальном развитии человека должен быть такой возраст, когда по «физическому» интеллекту мы еще не отличаемся от высших обезьян, а по «культурно-социальному» уже значительно их опережаем. Предположение это блестяще подтвердилось, и соответствующий возраст был найден.
В экспериментах приняли участие представители трех видов приматов: 106 шимпанзе (в возрасте от 3 лет до 21 года), 32 орангутана (3–10 лет) и 105 детишек в возрасте двух с половиной лет плюс-минус два месяца. Всем им был предложен большой набор тестов, куда входили задачи двух категорий: «физические» и «социальные». Число подопытных было достаточно велико, чтобы можно было сделать необходимые поправки на пол, возраст и индивидуальный темперамент (который оценивался при помощи дополнительных тестов).
При разработке тестов ученые исходили из следующих соображений. Способность ориентироваться в физическом мире у приматов развивалась преимущественно в контексте добывания пищи. Для этого приматам нужно решать задачи, связанные: 1) с пространством (чтобы находить пищу), 2) с количествами (чтобы выбирать лучшие из множества возможных источников пищи), 3) с причинами и следствиями (чтобы извлекать пищу из труднодоступных мест, в том числе с использованием орудий). Для адаптации в социальном мире приматы тоже решают задачи трех типов: 1) «коммуникационные» (чтобы влиять на поведение соплеменников), 2) связанные с обучением, 3) связанные с «теорией разума» (чтобы предвидеть чужие поступки).
В соответствии с этим, комплекс тестов, разработанный исследователями, состоял из шести тематических блоков. Подробное описание методики и видеоклипы находятся в открытом доступе в дополнительных материалах к статье. Каждая обезьяна и каждый ребенок проходили весь комплекс тестов; это занимало от 3 до 5 часов.
Эффективность решения физических и социальных задач у детей, шимпанзе и орангутанов. Кружками обозначены результаты, резко выбивающиеся из «типичного» диапазона для данного вида. Рис. из обсуждаемой статьи в Science
Дети и шимпанзе одинаково успешно справились с «физическими» задачами; орангутаны лишь немного им уступили (см. рисунок). Орангутаны хуже справлялись с «пространственными» и «причинно-следственными» задачами, тогда как по «количественным» задачам все три вида показали одинаковые результаты. В некоторых тестах (например, связанных с использованием орудий) шимпанзе опередили детей.
В «социальной» сфере дети продемонстрировали полное превосходство над обоими видами обезьян. Шимпанзе и орангутаны показали одинаковые результаты. Любопытно, что по социальным тестам среди детей выявилось несколько «особо тупых», а среди обезьян — несколько «особо гениальных» (кружочки на панели B).
Степень вариабельности (разброс) результатов оказался у всех трех видов одинаковым; в социальной сфере он выше, чем в физической. Впрочем, этот результат авторы считают не очень надежным — здесь могли сказаться специфические особенности заданий, входивших в два тематических блока.
У всех трех видов оба пола показали одинаковую результативность в решении социальных задач. В решении физических задач у людей девочки оказались чуть-чуть способнее мальчиков, а у шимпанзе — наоборот.
Кроме того, дети в ходе тестирования вели себя в целом более робко и проявляли меньше интереса к новым объектам, чем обезьяны. У детей никакой корреляции между темпераментом и результативностью не обнаружилось, а среди обезьян более смелые лучше справлялись с физическими задачами.
Авторы заключают, что полученные результаты представляют собой весомое свидетельство в пользу «гипотезы культурного интеллекта», и с ними трудно не согласиться.
Конечно, это нельзя назвать абсолютно строгим доказательством. Можно допустить, что люди отличаются от обезьян не специфическими социально-ориентированными интеллектуальными способностями, а более общим умением разбираться в скрытых от непосредственного наблюдения причинах явлений, в том числе — в мотивации и смысле чужих поступков. Но и в этом случае весьма вероятно, что это умение развилось изначально именно для решения «социальных» задач, и уже потом было приспособлено для всего остального.
Авторы отмечают еще одно слабое место своего исследования. Все тесты проводились людьми, в том числе и тесты социального характера, в которых подопытные должны были правильно интерпретировать поведение экспериментатора. Стоит ли удивляться, что маленькие люди лучше справлялись с этим, чем представители других биологических видов? Авторы, однако, указывают, что некоторые из использованных ими «социальных» тестов ранее ставились в таких модификациях, что подопытные обезьяны должны были понимать смысл поступков своих сородичей, а не людей. И, насколько можно судить по опубликованным результатам, данный фактор не влияет на результативность — иными словами, если обезьяна не сделала правильных выводов из наблюдений за поведением человека, то не сделает их, и наблюдая за сородичем, совершающим те же действия.
На каком этапе эволюции наши предки приобрели новые, не свойственные обезьянам «социально-ориентированные» интеллектуальные способности? Авторы полагают, что это произошло уже после стадии архантропов (Homo erectus), живших 1–2 млн лет назад. У эректусов, по мнению авторов, этих способностей еще не было, потому что: 1) мозг у них рос очень быстро, скорее по «обезьяньему», чем по «человеческому» сценарию; 2) нет фактов, говорящих о существовании у архантропов значительных социально-культурных различий между группами.
Авторы намерены в дальнейшем применить свой комплекс тестов к 50 другим видам приматов. Это позволит с большой детальностью реконструировать последовательность развития различных интеллектуальных способностей у приматов в ходе их эволюции.
Источник: Esther Herrmann, Josep Call, María Victoria Hernàndez-Lloreda, Brian Hare, Michael Tomasello. Humans Have Evolved Specialized Skills of Social Cognition: The Cultural Intelligence Hypothesis, есть также полный текст // Science. 2007. V. 317. P. 360–366.
-
-
17.09.2007 в 07:31